Всё время возвращаюсь к вопросу: когда её прорвало? Как из ревнивой и верной красавицы получилась конченная блядь, влюбленная в себя смелая шлюха с неприличным огнем в глазах? «Когда я там, где много людей, то представляю, что всех мужиков трогаю за яйца» -- смущенно смеется она, объясняя свою ауру, пластику, блеск в глазах, прическу.
Говорит, что по-настоящему захотела грубого секса с другими в Стамбуле, куда мы ездили три года назад мириться. Я ей открыто изменял, даже привозил свою девушку к нам домой, и она демонстративно страдала. В сумерках я повел её к развалинам римского порта и потащил на ветхую, заросшую кустами, башню. Мне давно хотелось выебать жену там, среди старинных зубцов, на самом верху, в знак семейного примирения. Она вяло сопротивлялась, пока я тискал её ноги под длинной удобной юбкой, стаскивал вниз бирюзовые трусики и разворачивал к себе спиной. «Нас из того кафе отлично видно» -- взмолилась, уже чувствуя, как я трусь членом сквозь ткань о её мягкий оголенный перепуганный зад. «Очень хорошо» -- сказал я, расстегивая молнию на джинсах, выпуская голодного зверя на свободу, задирая длинный подол и ввинчивая между белоснежными половинками свои 20 с небольшим сантиметров. Действительно, из кафе, чуть выше по берегу, мы прекрасно просматривались. Там уже зажигали лампы, громко играла турецкая эстрада. Под этот ритм я и начал стоя трахать свою супругу. Она оперлась руками на один из зубцов башни, послушно оттопырив свой задок, её пальцы скользили по камню, к тому же в одной руке зачем-то по-прежнему сжимала телефон. Опасность, которая мешала вначале, постепенно разжигала её, вздохи переходили в сдавленные стоны. Она боялась упасть со стены вниз на дорогу и разбиться в лепешку. С дороги, из машин, нас тоже трудно было не заметить. Её сжигал стыд оттого, что её ебут под местную музыку на глазах у курящих кальян в кафе, как будто секс с ней – часть вечернего шоу. И всё это заводило её и заставляло подмахивать мне под быстрый турецкий ритм, пряча лицо в рыжую гриву. Она сгорала от стыда и ждала аплодисментов.
Совсем рядом посыпались камни. Я не хотел останавливаться, мы только распалились, она стала мокрая и невменяемая. Но подозрительный звук усилился, я нехотя вышел из неё и, обернувшись, увидел банду турецких подростков, поднимавшихся к нам. С трудом стараясь запихнуть член в джинсы, застегнуть их и ремень, я выдвинулся им навстречу. Смуглые налетчики, совсем почти дети, но самый высокий из них решительно держал впереди нож, направленный на меня и бормотал на варварской смеси английского с турецким. Я уловил только «мани» и «телефон». Их было пятеро, кажется. Наверное, по вечерам, они подстерегали здесь туристов и отбирали у них мобильники, если получится. Драться на такой круче было проблематично. Самый вероятный сценарий такой: я выбиваю нож и хватаю высокого, остальные кидаются на меня и все вместе мы летим на острые камни внутрь башни, а потом уже разбирается «скорая помощь», если жена наверху её вызовет. Но было в их словах про «мани-телефон» нечто фальшивое. И я наконец понял, в чем дело. Они все, и высокий с ножом, не смотрели на меня, а жадно облизывали взглядами мою женушку, у которой блядски горели щеки и заметно ходила ходуном грудь. Мальчики видели наше шоу и готовы были наказать неприличных туристов. Или, говоря по другому, унять похоть этой недоебанной русской бляди, которой все равно где отдаваться члену. Я взял жену за руку и потащил сквозь них вниз, громко матерясь, толкаясь второй рукой и пробуя бить ногами (давным давно ходил на тэй-кван-до). Таща её вдоль стены, я видел, как высокий пытался ткнуть лезвием ей прямо в вырез между сиськами на черной майке, но кто-то из своих его толкнул к стене, они загалдели. Тот, что толкнул высокого, рукой поймал её за волосы, второй оттянул край её майки, пытаясь схватить её сосок, но было уже поздно. Третий ущипнул бесстыжую русскую за грудь сквозь майку, четвертый смачно и зло дал ей по заднице и попытался сорвать юбку, что ему почти удалось. «Чего вы хотите?» -- истерично визжала жена, пытаясь царапаться, хотя это как раз было ясно, да и по-русски они не понимали. Через минуту этого странного балета на стене мы были уже внизу. Сверху громко смеялись. Преследовать нас не стали. Жена была перепугана почти до обморока и мелко дрожала. Мы поймали машину и поехали в отель.
Но в номере она, вместо того, чтобы залиться слезами, пока я ходил в душ, не раздеваясь стала на полу раком, сложив голову и руки на кровать. Выйдя из душа, я увидел её виляющую жопу всё в той же юбке и услышал: «отимей меня в зад быстрее, как будто меня не знаешь». Она вдруг стала немного другой. Даже её задница перестала быть сладко-податливой и стала нервно дергаться мне навстречу и во все стороны с незнакомым злым бесстыдством и остервенением. Она вырывалась, хрипя: «я тебя не знаю». Я прижимал её к кровати, долбил, и рыжая блядь, подвывая, била кулаками по матрацу и кричала «хэлп!». Ночью даже ощущение от её эластичной щелки обновилось. Пизда жены жадно и часто хватала и отпускала меня и больше не была ласковой, став гордой и злой. Отдыхая, призналась, что видела во время секса, как все эти смуглые ребята ебут её в башне, заставляют сосать у всех по очереди, приставив нож к сиськам, непонятно говорят по-турецки и, смеясь, пока она трахается с одним, засовывают ей что-то большое и ужасное в зад. Она стала вспоминать об этом и добавлять детали каждую ночь: бьют её мокрыми членами по лицу, заставляют облизывать им пальцы, глотать и слизывать всю их сперму. «Ты просто поселилась в этой башне» -- шутил я – «А что в твоих грезах я делаю, пока тебя имеют?». Она не задумываясь сказала, преданно глядя мне в глаза: «Ты участвуешь. Не смог остыть и пользуешь меня вместе с ними. Показываешь им, как круто со мной можно. Они говорят тебе «спасибо». Теперь вы друзья. Я не хотела тебе говорить, пока сам не спросишь». Я замахнулся на неё рукой, она картинно зажмурилась и сжалась, хотя и знала, что я не всерьез, поймала в воздухе мою руку и положила себе между ног. Пальцы нашли набухшую мокрую агрессивную щель, которую хотелось размешать.
После случая в башне все стамбульские дни у неё в глазах горел новый незнакомый огонь. Она танцевала местные танцы в ресторане, кокетливо трогая сиськами всех туристов-незнакомцев. Носила сложенные темные очки на майке так, чтобы получалось очень неприличное декольте и весь Стамбул нагло заглядывал туда. Одна пошла в турецкую баню и очень расстроилась, что там массажистка-женщина. В лавке у каллиграфов убедила их вынуть из-под прилавка порно-миниатюры, на которых султан имеет своих наложниц вместе с гостями и, шумно выражая восторг, купила парочку. Не носила больше трусиков и стала намеренно «светить щелью» во всех чайных домах. Подмигивала продавцам женской одежды, переодеваясь в их платья так, чтобы им и мне было видно всё, и учила их самым неприличным русским словам. Было видно, как она мечтает, что один из них закроет магазин и трахнет «русскую сучку во время течки» вместе со мной. Но боялась и не была во мне уверена. На Принцевых островах, куда отправились купаться, села на камень так, чтобы я мог разглядывать её пизду под платьем и вместе со мной это делал весь пляж. Туристы и местные подсаживались поближе, смеялись, цокали языками и разве что не дрочили на неё. В номере я предложил в наказание за пляжное хулиганство связать её, завязать глаза платком и привести первого попавшегося турка с улицы, чтобы он сделал с «моей рабыней», что захочет. Она затряслась от восторга и молча кивнула, только сказала вслед: «Возьми с него деньги. Продай меня». Конечно, мы оба понимали, что это игра, роль пришедшего турка исполнял я и, вернувшись после нескольких минут раздумий в коридоре, обзывал её все на той же смеси турецкого с английским, лапал и грубо трахал, такую чужую, нагло-послушную. Отдышавшись, она сказала, снимая платок с глаз: «У тебя был совсем чужой член, бархатный лом, но зря ты никого не привел, я была и правда не против, хоть и страшно». Теперь у неё было два часто сменяемых настроения: «Хочу второй член!» и «Ты с ума сошел? Я пошутила!».
И все же я думал, что ни к каким подземельям и развалинам её теперь на выстрел не подтащишь. Но ошибся и здесь. Когда пара таких же, по виду, как недавние налетчики, подростков предложили нам спуститься в Анемас (заброшенная подземная тюрьма), она первая протянула им деньги с лукавой улыбкой. У них был большой подводный фонарь и мы полезли в эти бесконечные норы, где когда-то пытали узников. В подземелье она сделала всё, чтобы её выебли. «Оступалась», эротично повисая на наших проводниках и звонко смеясь, просила меня светить фонарем ей на юбку и спрашивала, хорошо ли просвечивает задница? Залезала, не стесняясь, ко мне в штаны, громким шепотом предлагала отсосать мне и всем, кому я прикажу, прямо тут, как будто она – рабыня. Пыталась спрашивать у мальчиков, как будет по-турецки «шлюха»? Показывая для понятности жестами, кто такая шлюха и чем занимается. Но подростки оказались на редкость воспитанные и, смущаясь, все это терпели, а потом вывели нас назад. Всю дорогу мальчики пересмеивались и косились на меня, а мне мешал ходить поднявшийся член.
Наблюдая за ней, я решал – это просто она мстит мне за неверность или ей самой так нравится? Всё выяснилось сразу по прилету в Москву. Через пару дней она переспала с моим приятелем и он стал часто приезжать к нам во двор, чтобы ему сделали минет в машине, не подозревая, что я в курсе. Я начал строго наказывать её. Про ревность мы оба больше не вспоминали. Точнее, ревность, и очень сильная, стала частью возбуждающей игры. Пошли отчеты об изменах, автографы на сиськах, игрушки и ритуалы, дареное любовниками белье из «Провокатора» и её коронный выкрик во время подступающего оргазма: «Выеби меня с кем-нибудь вдвоем! Я готова!».
Правда, в не столь возбужденном состоянии воплотить эту мечту сложнее. Но об этом я уже писал в предыдущих сериях.