Господи! Я смотрю на свою жену, обнажённую, спящую, красивую, тонкую в щиколотках, с тёплой нежной грудью, и почему же мне не решить, что дана она мне в подарок?

Но я понял Твою истину. Та, что спит, та, что вскоре я разбужу, едва дотронувшись упавшей от меня тенью, не должна быть стеной, о которую я буду биться. Она может быть дверью, ведущей в иное. Я не должен расточить её на хаос черт, чёрточек, на хорошее и дурное, ища немыслимое сокровище. Я должен трудиться над её целостностью, над прочностью в ней связующих нитей в безмолвии моей любви.

Что сможет тогда огорчить меня? Огорчается красавица, получив в подарок украшение: изумруд куда красивее, чем полученный опал, бриллиант красивее изумруда, бриллиант короля — самый прекрасный на свете. Но я сам должен одарить совершенством любимую, пусть даже она далека от совершенства. Ибо я не живу вещественным, я живу смыслом вещей.

Грубое кольцо, увядшая роза в полотняном мешочке, кувшин, может быть, латунный, для чаепития перед часом любви, — как заменишь их, если они — часть священнодействия? Совершенно только божество, и если грубый кусок дерева причастен к служению божеству, то и он приобщён к совершенству.

И в точности то же самое я могу сказать и о спящей моей жене. Вот я оценил все её достоинства, устал и отправился искать другую. Есть другие — красивее, или у них куда лучше характер, или голос звенит, как колокольчик, по которому я тоскую, а вот эта так трогательно произносит: «Ты, мой господин…», в её устах слова эти звучат музыкой для души и сердца…

Но спите спокойно, несмотря на всё своё несовершенство, несовершенные жёны. Я не хочу биться о стенку. Вы не цель, не подарок, не драгоценность, значимая сама по себе, которой я, налюбовавшись, вскоре наскучу, вы — путь, кладь, повозка. И я не устану сбываться.

Антуан де Сент Экзюпери
(Цитадель)